Обида – страшное чувство. Подчас оно способно съёсть нас буквально изнутри, не даёт спать ночами, заставляя обдумывать страшные планы мести обидевшему человеку. А если это не человек, но обстоятельства, либо сила, на которую повлиять никакой возможности нет, в принципе, то всё делается ещё хуже. Вот тогда мы и в самом деле съедаем себя изнутри, чувство собственного бессилия ведь опустошает сильнее всего. Однако бывает оно толкает на нас необдуманные и прямо скажем глупые поступки, вроде срыва злости на собственных близких, которые ничуть не виноваты в том, что с нами приключилось, и зачастую хотят только помочь. Мы отталкиваем протянутую руку, принимая её за банальную, унижающую нас жалость, а когда и говорил, или даже делаем вещи куда худшие, о которых после нет никакого желания вспоминать. Да и последствия их бывают весьма для нас плачевными.
Но не беспокойся, читатель, вся эта преамбула не имеет никакого отношения к нашему герою лично. Никто его и не думал обижать, а все жизненные неурядицы, вроде случайной встречи в кафе с госпожой Евсеичевой и её юной наперсницей Юлией, остались для него на втором плане. Всё, как и прежде, отступило перед новой задачей, поставленной Чириковым.
Конечно, Степан просто не мог не обращать внимания на Острожскую, так сказать, как на женщину, однако он гнал все подобные мысли из головы. Ведь, во-первых: она не показала ни малейшей тени интереса к нему, как мужчине, а не просто коллеге и даже конкуренту, а во-вторых: где-то в таких глубинах души, куда человек вообще редко заглядывает, он ещё лелеял надежду наладить отношениях с Юлией. Пускай надежда эта, скорее всего, была тщетной, но всё же…всё же…
По своему опыту общения с самыми разными людьми – довольно богатому для человека его возраста, стоит заметить – Степан знал, что тяжёлее всего общаться именно с обиженными людьми. А в десять раз сложнее, если человек пережил обиду недавно и она ещё весьма горяча. Именно поэтому он не делал никаких опрометчивых попыток хотя бы примириться с Юлией – во-первых: это просто бесполезно сейчас, а во-вторых: грозит полным разрывом уже безо всяких надежд, даже весьма и весьма призрачных.
Однако сейчас Степану пришлось иметь дело с ничуть не менее обиженным человеком. Более того, обиженным творческим человеком, с которым бывает подчас сложнее даже чем с барышнями – тонкие натуры, что поделать.
Сначала архитектор Эберг вовсе наотрез отказался разговаривать с нашим героем. Когда Степан набрал телефонный номер квартиры Эберга, что была в доме на углу Сенной улицы и Николаевского переулка и попросил барышню соединить его Эбергом, тот дважды бросал трубку, не желая никого слушать и знать. А после, видимо, вовсе велел барышне с коммутатора не соединять его ни с кем. Пришлось нашему герою отправлять к нему пешком, как говорится, на свой страх и риск без предварительной договорённости.
Можно сказать, Степану повезло – он застал архитектора сразу после обеда, а всякий человек, как известно, покушав, добреет. Хотя бы немного.
- Так это вы тот настойчивый, если не сказать назойливый, человек, что желал дозвониться до меня, - кивнул Эберг, явно раздражённый, несмотря на вполне приличную трапезу. – Раз уж вы явились по мою душу, то изложите своё дело. Вижу, вы от меня просто так не отстанете.
- Рад, что не испортил вам аппетит, - неожиданно даже для себя выбрал почти агрессивную стратегию наш герой. – Потому что я пришёл насчёт дома Чирикова, который строится по вашему проекту.
Упоминание купца вызвало у Эберга настоящую бурю негодования. Впрочем, наш герой понимал, что буря эта вполне закономерна.
- Настоящий самодур, болван, ничего не понимающий в искусстве! – такими эпитетами награждал его раздухарившийся Эберг. – Это ли не проявление местечкового самодурства – заказывать одно, а после не принимать проект потому, что, видите ли, не всё как у людей. Колонн на доме не хватает! Я окончил МУЖВЗ,[1] - выдал труднопроизносимую и ещё более трудно понимаемую аббревиатуру, - вовсе не для того, чтобы мной руководил этот безграмотный купчишка. Да мне сам Парамонов особняк заказал и ни одной коррективы в проект! Ни единой! А тут колонны подавай, а? Каков… Самый настоящий местечковый самодур!
- А разве столичным самодуром быть лучше? – спросил наш герой, сам себе в душе поражаясь. – В конце концов, насколько я знаю, вы коррективы в проект внесли, не так ли? Не стали его рвать и швырять в лицо Чирикову.
- Ну знаете ли… - снова хотел было вспылить Эберг, но неожиданно трезвые и довольно обидные слова успокоили его, подействовав вроде холодного душа. – Но вас-то что привело сюда? Вы так и не сказали, что у вас за дело.
- Самое простое, тривиальное, можно сказать, - усмехнулся наш герой. – Для рекламного объявления в газеты мне нужны подробности о стоящемся доме, а кто лучше вас их может знать? Уж точно не мой заказчик, которого из всех подробностей, наверное, лишь колонны на фасаде и интересуют.
- Эк вы его припечатали, - тут же повеселел Эберг. – Ну, давайте, пытайте меня – я вам обо всех мельчайших подробностях поведаю без утайки. Только давайте кофию выпьем – разговор у нас будет длинный.
Степан тут же вынул блокнот, отлично понимая, что для оседлавшего любимого конька архитектора разговор на самом деле означает монолог. Но и от кофе, конечно, отказываться не стал.
[1] Сокращение от Моско́вское учи́лище жи́вописи, вая́ния и зо́дчества, учебное заведение, которое незадолго до этого окончил молодой Эберг.
